Сеть для миродержцев - Страница 16

Пути сиддхов остались позади, Джайтра пронизала насквозь пушистое покрывало облаков - и теперь перед нами стремительно вырастало Поле Куру. Матали, не дожидаясь моего приказа, натянул поводья, я швырнул под колеса и копыта охапку перистых циновок, и мы застыли в воздухе, самую малость не дотянув до восточных низин.

Я перегнулся через бортик: вот она, Курукшетра, дымящаяся земля, кишащая жуками-слонами и муравьями-воинами, шутка Черного Баламута, ристалище смельчаков и излюбленное зрелище богов-суров… Да, на месте сына Дроны я бы тоже схватился за что ни попадя, наплевав на любые последствия.

Положение столичных войск было безнадежным. На южном фланге сломя голову отступала пехота, и, ловчим псом вцепившись в загривок жертвы, неслась по пятам за беглецами конница ликующих победителей. Северный фланг чудом держался, смыкая ряды вокруг вражеских колесниц, но сверху было хорошо видно: долго им не выстоять.

Даже если слоны резерва успеют вовремя.

А в центре кипели сражения, стянув на себя все остатки великоколесничных героев Хаетинапура, дождя ливнями стрел и дротиков, неистовствовал мой сын.

Обезьянознаменный Арджуна.

На мгновение я почувствовал гордость, законную отцовскую гордость - и в ответ недра моей души взорвались Кобыльей Пастью, огненным зародышем Пралаи, окатив сознание пенной волной.

Приливом бешеной ярости.

Ярость и гордость схлестнулись в рукопашной, зубами ища горло врага, и, захлебываясь в кипятке чувств, я понял…

Ничего я не понял.

Просто чужак, который поселился во мне со вчерашнего рассвета, вновь очнулся.

- …даже если сама Смерть, уносящая все живое, станет неусыпно охранять на поле брани сына Индры, я все же, сойдясь с ним в схватке, либо сражу его, либо пойду к Яме по стопам Грозного! Если даже все Миродержцы с сопровождающими их сонмами, явившись сюда, станут сообща оберегать Арджуну в великой битве, то я и тогда уничтожу его заодно с ними! Если… если…

Но прибой накатил и отхлынул. Багровая пелена, застлав на время мои глаза, рассеялась, и я, стараясь не думать о чужаке, а заодно и об Арджуне, причине нелепой ярости нелепого призрака, обратил свой взор в глубь позиций хастинапурских бойцов.

И почти сразу же увидел сына погибшего Наставника Дроны, Жеребца-Ашватхамана, чистокровного Брахмана-из-Ларца во втором колене.

Сын Дроны презрел победу, вместо родового знамени с изображением львиного хвоста подняв красный стяг мести. Чистой и холодной мести, как чиста и холодна железная колонна в годаварийском храме Шивы-Разрушителя. Брахман-воин, он просто хотел умереть, прихватив с собой в ад подлых убийц своего отца. Смерть друзей и союзников? конец света? собственная гибель? честь или позор? - вряд ли что-то имело сейчас значение для бешеного Жеребца.

Праведный Дрона, лучший из лучших, погублен обманом - сын мертвого спрашивает: "Стоит ли такому миру длить существование?"

Путь Народа обратился в "Беспутство", сын мертвого спрашивает: "Даже если жизнь теперь обратится в не-жизнь, что это изменит?"

Сын мертвого спрашивает…

Как кшатрий, я его понимал. Но, в отличие от Жеребца, я находился снаружи, и судьбы Трехмирья были отнюдь не безразличны Индре, Локапале Востока и Владыке Тридцати Трех!

Горе мне! Миродержцы не способны потерять голову…

Сын Дроны уже успел приступить к ритуалу вызова: сидя на берегу извилистого ручья, где вода давно текла пополам с кровью, и не обращая внимания на свист стрел, Жеребец прикрыл глаза, и с губ его клочьями пены срывались первые слова. Руки брахмана-воина волнами плыли над бронзовым котелком, и, вглядевшись, я увидел: вода в котле неумолимо темнеет, наливаясь жидким свинцом, даже на вид становясь более тяжелой…

Родниковая вода вперемешку с кровью, страшная, но безобидная жидкость, покоряясь велению Жеребца, все больше начинала походить на воды Прародины, откуда и должно родиться оружие "Нараяна"!

Предвечный океан плеснул в бронзовых стенах, Безначалье свинцовым зрачком уставилось на Второй Мир, и у меня перехватило дыхание.

- Матали, давай! - Горло вытолкнуло приказ комком мокроты.

И мой верный сута, даже если он и не следил вместе со мной за действиями сына Дроны, побледнел храмовым истуканом - словно я только что плюнул ему в глаза.

Сапфировый всплеск омыл лицо возничего, четверка гнедых разом заржала, вздыбясь от окрика Матали, - и вихрем рванула с места, топча копытами небесный путь. Мы неслись к земле, земля неслась нам навстречу - и я еще успел удивиться: почему никто из сражающихся до сих пор не обратил на нас внимания? Впрочем, в пылу битвы, когда каждый брошенный в небо взгляд может стоить жизни…

Удар!

В первое мгновение мне, оглушенному и наполовину ослепшему, показалось, что колесница с размаху врезалась в грудь седоглавого гиганта-Химавата.

Тряся головой, как дряхлая развалина, ничего не понимающий Матали поспешно сдал назад, кони раскачивали Джайтру, подобно вознице тупо мотая мордами, захлебываясь кровавой пеной, но все четверо уже набирали новый разбег, повинуясь вожжам и пронзительному визгу суты.

Удар!

Даже не с испуганным, а с каким-то изумленным воплем Матали теряет равновесие, кувырком летит вперед, через спины и головы искалеченных коней, истошное ржание, молоты Подземного мира колотятся в моем сознании, треск сломавшейся оси…

И я остаюсь один.

…Косматая накидка пульсирует под коленями, и мне больно, мне очень больно, словно я стою на черном горохе, которым осыпают царей при возведении на престол, я? - Индра, Владыка…